«А советские сумасшедшие - непохожие на остальных»… В.Долина
I
Кофе она заваривала неправильно. После кофе и сахара – сразу молоко, кипяток потом. И размешивала против часовой стрелки. Всё она делала неправильно, но целенаправленно и будучи очень уверенной в конечном результате. Чайник раздражал своим долгим закипанием, она не умела ждать и знала, что при интенсивном помешивании растворимый кофе прекрасно растворяется в холодном молоке. Всё познается в сравнении, в клинике кофе вообще запрещали, доставлялось оно туда через разбитое окошко в её палате, риск был неимоверный, но она разрешала проделывать этот приём-передачу, за что старые наркоманки давали ей чайную ложку чёрного золота. Оно – золото – разбавлялось горячей технической водой и тянулось весь день.
Больше всего на свете он любил кошек. Он считал их высшими существами, намного добрее и умнее людей. Он считал, что котяти падают с Луны и говорил, что это научно доказано. Однажды они встретились после долгой разлуки, мчали по Ялтинской трассе на такси, остановились, чтобы купить вина, он в щёлкнул фотоаппаратом, но сфотографировал не её, а рыжего котёнка, который сидел на крылечке. Тогда она начала ревновать к кошкам.
Кофе закипал медленно. Драматургия варки кофе давалась тяжело. Приходилось вспоминать этот ровный шоколадный цвет, его гладкую ровную поверхность, неподвижную, спокойную до умиротворения, до появления первых пузырьков. Ей поручено было узнать у знакомого психиатра особенности синдрома, который они вместе назвали синдромом ''саркофаг'' или ''мавзолей Ленина'' - человек лежит на спине и ему хорошо, и это все, что ему надо от жизни.
Она не могла жить одна. Особенно жалко ей было прыщавого мальчика студента, которого она женила на себе скоропалительно и небрежно. Жили на зарплату его мамы, которая вкалывала на дрожжзаводе день и ночь, справила ей зимние сапоги и серую норковую шапку кубанку. Мама была против женитьбы безусого сыночка, но совладать с его упрямством не смогла. Разводились болезненно, она пришла уже не к нему, а к матери. Солили капусту, плакали, мама снова была против, теперь против развода, но ничего не могла сделать с прямолинейным отпрыском.
Князь был беден и благороден. И тут - наследство, пишет Сьюзен из Шотландии.
Князь понял, что Бог есть. Минут через тридцать, князь убедился, что Бога нет. Есть лишь
продажные клерки, которые хотят лишить кровных родственников наследства, которые готовы
продать все, даже сам Королевский Банк Шотландии. Князь думал, что такие дела присущи лишь клеркам Грефа небезызвестного в России Сбербанка. Оказалось, в Европе все плачевно так же.
Три аиста на лазоревом поле - так выглядел герб древнейшего французского рода. Последний из Фракасов обладал незаурядной внешностью, диким по степени одиночества характером и любовью к точным наукам. Женитьба была тем невозможным поступком, который он не мог совершить. Он не мог спать, когда в его доме находилась женщина – существо инородное, непостижимое, вся натура его восставала против сна, нервы бесились, о продолжении рода не могло быть и речи. Престарелый отец уже не корил сына, лишь его вечерние вздохи позволяли догадаться барону, что в его характере есть какие-то изъяны, но исправить положение, изменить что-то он был не в силах.
“So what? Will I clean the lavatory pan in the new shirt when I can wear it tomorrow? I merely do not believe in the future, I have only what I have today: a new shirt, newly-washed bowl, and insomnia which follows me as a shadow, that can always cover and stamp out my life. It is most fearful for me – to be awake at night, it is most cruel punishment, they will make injections at once. And if they will not change their mind in time,
It gleamed through needles of larches, it was the blue bulk of the Lake Baikal, something infinite, incompatible in the scale with his ideas of objects and things, incomparable with the actual knowledge about aqua and space (probably occupied by water); something mighty, having will, strength, character or even willfulness, something alive, still incomprehensible and unapproachable.
«А на штатских плечах проступают погоны, погоны, погоны»
М Щербаков
У рекламного отдела зарплаты не было полгода. Народ не чах, как-то все втянулись в это дело. На работу добирались на попутках, не стесняясь, курили самокрутки, детишки по зиме ходили в кедах, хорошо зима была не студёная, питались вскладчину, у кого что было. Работали то ни шатко ни валко, то из последних сил, но лямку тянули.
По-утру генеральный представил коммерческого директора. «Антикризисный что ли»? — зашептались на планерке.
«Антикризисный» был не жадный. В курилке раздал всем «Мальборо». Люди жадно затягивались и почему-то кашляли. «От хорошего быстро отвыкаешь», — шутили.
Сон приснился ей два года назад. Такие сны с четким сюжетом и запоминающимися образами были редко. Этот она запомнила.
Он лежал на спине в какой-то белесой дымке, седой, заросший густой бородой. Даже не лежал, а плыл по этой дымчато-прозрачной реке. Внизу были люди, много маленьких быстрых фигур и костры, которые обычно разжигают для экстренной посадки самолета. И голос, она хорошо запомнила этот женский голос и каждое слово фразы: «Она не даст похоронить его полгода». Этот сон долго не давал ей покоя. Но простое и испытанное «чур, меня» как ни странно помогло, и она забыла.
