Синдром "Саркофаг"
Кофе закипал медленно. Драматургия варки кофе давалась тяжело. Приходилось вспоминать этот ровный шоколадный цвет, его гладкую ровную поверхность, неподвижную, спокойную до умиротворения, до появления первых пузырьков. Ей поручено было узнать у знакомого психиатра особенности синдрома, который они вместе назвали синдромом ''саркофаг'' или ''мавзолей Ленина'' - человек лежит на спине и ему хорошо, и это все, что ему надо от жизни.
Розы кремовые свежайшие с рынка дышали, как девственницы, ровно и немного тревожно. Беж, беж, - твердила она, - это розы цвета беж. Бежать от тебя, бежать. Бежи. Бежать, чтобы не убегал ты. Обогнать твои догонялки, но ты устанешь в этой погоне глупой ревности, тебе надоест, быть одним из. Хотя быть самым прекрасным тебе тоже надоело.
Смотрели ''Яму'' Куприна. На твою мысль ''хочу проститутку'' я ответила ''попляшешь'' и украла все твои деньги, просто переложила их из одного ящика в другой, тем самым определив истинную цену предыдущим трем ночам любви. Обидеть тебя, я хотела обидеть тебя. Ты утром зло искал деньги, чертыхался, так ничего и не понял, а я не стала объяснять.
Случайно попала в наш дом, зашла в кафе и очутилась в сказке, вещи из моих фантазий, красивые и изысканные ласкали взгляд, посуда на столе уже накрыта, моя посуда, все, повторюсь, изыскано верно, словно в стройную схему сложены цвет дерева кровати и пледа, и подушек, и проходишь дальше, и новая комната, и светильник, такой, что дизайнеры мира отдыхают. Меня встречают два немца, чистый галльский выговор, я падаю в обморок от речи, от воркующего ''р'', вручают мне ключи в бархатном футляре, долго объясняясь, что все это создано для меня. Тебя долго нет, потом звонок ''где ты, где ты''. ''Я заблудилась в мебельном магазине''.
Шляпа - соломка, выкрашенная в темно синий, лента воланами, сплетенными в бант, ,,до свидания,, из прошлого века. ''Ты старомодна,, со своими ,,алыми парусами,,, со своим ,,все или ничего,,, и этот юношеский максимализм так же неадекватен сегодняшней циничности. Ты слишком много требуешь от людей, требуешь жертвы, потом за эту жертву караешь, потому как жертва оказывается твоей, в каждом проживаешь ты свою маленькую жизнь, каждого холишь и лелеешь, каждого убиваешь, как себя за беспомощность и слабость, за уродство тела или души.
Понять, что любви нет, может каждый, в любом возрасте, тебя это настигло сейчас. Когда муж твой говорил тебе о предательстве, ты лепетала, что он близкий, родной человек, а он бросил резко: «С родными так не поступают». И тебя обманули 500 раз, столько вызовов в публичный дом ты нашла на мобильнике будущего супруга. И что нового? Что нового для человечества в этой истории. Твоя впалая грудь, задыхающаяся от сигарет? Или мачты, мачты, мачты парусника, на который у любимого не хватило башлей, чтобы снять этот дурацкий фильм? Или чего-то другого у него не хватило? Пульс у него стучал в другой области, не в области сердца.
Моя ревность устала тебя сношать. Фантазии Фарятьева переходят все границы дозволенного. Мне всё кажется, мне все чудится, кто-то лучше меня, красивее, умнее, сексуальнее, саксаульнее, нет, я самый саксаул в мире. И сегодня после венчания, когда Бог вдруг взялся следить за нами, требовать отчетности, я думаю, надо успокоить и его и себя. И каждый миг быть, не пребывать, не плавать в «не могу» и «не знаю», а знать, верить, любить и творить, познавая непознанность. А тысячи женских тел и интеллектов все-таки так похожи и одинаковы, куда моей непосредственности до их приглаженной наманикюренной безликости. И всё же, когда я успокоюсь, ты уйдёшь.
У Вас есть ровно полтора часа, чтобы найти и обезвредить русскую разведчицу. Русские идут. Русские пришли. «Горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия Советского Союза».
– Что ты знаешь о теории большого взрыва?
– Это допрос? Хорошо, я расскажу, если кончится этот железобетонный тон. У него были наполеоновские планы, он хотел объять вселенную, от самого рождения до самой смерти, он хотел сотворить мир заново.
– Кто он?
– Вероятно, ты. На этот раз ты. Нигде не жмёт?
– На какую разведку мира ты работаешь?
– Меня вербовали украинцы.
– Кто? Где? Когда?
– Я хочу спать. Контр-адмирал работает на СБУ. Да тут каждая блядина готова продаться, чтобы ей мягче спалось.
– А зачем ты раскалываешься? Вдруг я из ФБР?
Утро прорезалось сквозь занавеску. Она выскользнула из постели почти нагишом, сделала из кухни ранний звонок.
– Я на интервью с контр-адмиралом. Буду к обеду.
– Поесть не забудь.
Они встретились в чужом кабинете. Ольга уже распивала кофе с директором: «А, контр-адмирал, пусть заходит сюда». «Поднимитесь к директору, Иван Никодимович, я здесь, наверху». Долго пожимали друг другу руки, она лишь кивнула. «Оборзевшие твари, эти бомбёжки когда-нибудь прекратятся»? «Иван, Вы поговорите с журналисткой, а я выйду, срочное дело», – директор спешно отхлебнул и выскочил из кабинета.
– Так, Вы из какой контрразведки? Я тут с этой Украиной сориентироваться не могу. Да, кстати, то, что директор вышел, ничего не значит, я его давно знаю, или подслушивает за дверью, или жучок на ботинок мне налимонил. Имейте ввиду.
– С ФСБ не шутят.
– С СБУ тоже.
– Да какое там уже СБУ.
– Какое, какое, садисты обыкновенные. Как это будет по латыни, не припомню.
|
