Как он влюблялся, но как он влюблялся, но, конечно, не в сраных тёток, а в их недвижимость, в Ялте, в Санкт-Петербурге, даже в неё он не был влюблён, его грели её квадратные метры – усадьба в Крыму, квартиры в провинции. Ладно оговоримся, сознание его любило её, но подсознание любило квадратные метры.
Квартира. Ты сказал, роман надо начать с описания истории этой квартиры. А я совершенно этого не хочу. Мало ли кто жил там с хрущевских времён. Я хочу вспоминать эту квартиру, каждый ее квадрат, абажур, который ты назвал верхом дизайнерского безвкусия, балкон в голубином помёте, куда я норовила выбежать босиком, кухонку, ванную.
Ночь, бессонная, затяжная, муторная, прощание со всеми любовями навсегда, никаких мужчин, никаких отношений, всё, всё, всё, конец, лежала, маялась. Звонок, утренний, громкий, в этой замороженной тишине, есть хоть какая-то жизнь. Подняла трубку, протяжно сказала «Алло». Мужской голос, спокойный, вкрадчивый: «Извините, ошибся номером».
Зачем изучать патологию? Зачем изучать это мужское «стоИт», «не стоИт»? СтОит или не стОит? Самое интересное, что у непорядочности тоже есть кодекс и тысяча причин, тысяча оправданий. Такая строгая честная непорядочность. А есть еще крутая фраза: «Я ее разлюбил».
Борис Полоскин
Скорбь облетевших тополей
Нам обещает грязь и стужу.
Последний лист безмолвно кружит
Меж хриплых судорог ветвей.
Не дай вам Бог в глазах любимой
Увидеть хоть на миг единый
Скорбь облетевших тополей.
