Принц и нищий
«Всё золото острова Бог мой тебе предназначил» (из песни)
Я – нищий, когда тебя долго нет. Я придумываю дела. Я уже давно ничего не пишу и не собираюсь писать, я только рыпаюсь. Но ведь я - серьёзный человек, и я должен это доказать (хотя бы самому себе). И я придумываю дела.
Только когда тебя нет. Потом я уже ничего не придумываю, я только радуюсь. Как брошенный ребёнок пришедшей мамке. Мамка – плохое слово. И никто меня не бросал. Мама. Мамочка. Я радуюсь. Так. Я тоже мамочка. Она ноет. У неё болит зубик. И я ставлю на уши всех врачей, чисто гипотетически, конечно. Откуда я знаю, какие там врачи за тысячу километров. Тут случился у неё нервный тик, я ей пишу: «Ты – цветочек» и прям таки чувствую: глаз дёргаться перестал, так и есть, пишет: «Всё прошло». Потом пишет вдруг: «Я – камень». Я разъясняю: «Камни дышат, а агаты даже размножаются, только оч оч медленно, то ли тысячи, то ли миллионы лет, и камышки у агатов имеют разный пол»… Я всё наврал, я уже давно ей не пишу, и не собираюсь писать, это из репертуара её сотрапезников, трапеза у них для страсти, понимаешь.
Я – нищий, когда тебя нет. Насмешил я её до глубины левого желудочка. Задохнулась аж моя благоверная, расчувствовалась, а потом занялась в истерике до икоты от смеха: «Вы мне о любви»?
«Что ещё такого бросить в сумку, кроме своего нетерпения, жажды косогоров в вагонном окне, столбов, столбов, телекоммуникационных линий, бросила лак для ногтей, ещё разлуки туда, разлуки, более жгучей, чем сейчас, разлуки взрывчатой и воспламеняющейся, не пройти детекторы лжи и контролёры эмоций, дезодорант, килограмм адреналина к нему для равновесия, очки, чтобы чётче видеть, что тебя нет рядом, но пялиться, пялиться, пялиться, просмотреть всё до дыр, чтобы потом шарахаться, как ошпаренной, вот этот дядька так похож, ещё положу таблеток молодости, чтобы не заржаветь без тебя, дно кончилось, дно чемоданное кончилось, а мне ещё столько надо взять твоих улыбок, заверений в вечной любви, печалей твоих, тревог. Всё, села на дорожку, дрожу»…
Опять она полюбила меня с новой страстью и силой, а у меня много дел. «Любите меня не слишком», - на что не любим мной Бродский, он прав. Я – богач, потому что у меня много дел или потому что она меня полюбила. Это вопрос. И деушки, деушки заклубились вокруг, и даже бальзаковский возраст стал одарять меня почтением, но я не глуп. Я знаю, откуда свет, я, как ультрафиолетовая лампа, от того, что она меня полюбила. Свет надо отдавать источнику обратно. Но она хуже меня. «Любите меня не слишком». Она не понимает про источники света и передачу энергии. Буду выдавать свою любовь дозировано. Сегодня не звоню, не звоню, не звоню. Но тогда бесы её проснутся, ревность несусветная. И я опять обеднею на тысячу лет, этот злой огонь жизнь отбирает.
Дела… Заказали курс по риторике, уточнят часы, и через два месяца уже читать.
Бизнес-план для одной наукоёмкой компании. Статью о Волошине.
«Убеждение как предмет риторики», - читаю профессора Ивина.
Изучаю структуру бизнес-плана. «Возможности фирмы – первый раздел»
Максимилиан Волошин родился в Киеве в 1877 году.
Ну, я же не Юлий Цезарь. Ещё руки в клее, обои решил переклеить, так для разрядки. А она трезвонит каждые пятнадцать минут, где я и что со мной, и чем я так занят. Я тактично отвечаю: «Работаю я, голубушка». И чтобы не сглазить, не вдаюсь в подробности.
А денег вообще–то мне заплатят? И сколько часов по риторике? Ставки крошечные в университете. Бизнес-план для друзей друзей – ой, как несерьёзно. 1 тыс. за статью о Волошине, и то может выйти на общественных началах.
Хорошо, неважно. На кефир мне хватает. А на неё? Лувр, надеюсь, ей не нужен. Лувр всякому нужен. «О чём это я»? Это мой любимый анекдот. Не помню про что. Но заканчивается: «О чем это я»? Ого, выиграл в лотерею 500 тыс. Чего это Господь так расположен ко мне? Рассказик-то дурацкий был. Конкурс прозы имени Гаршина. Принц я, принц на белом коне.
«Решено. Мы едем в Эдем. Мы едем в Эдем»…- ничего более не помню из этой песни. И ещё: «В Ялте – ноябрь»… Я путаю все города. Это был точно Эдем. Солнышко и травка. Солнышко жгучее, она с бочка на бочок переворачивается, щурится, панамочку поправляет, смородинку ест. Даже пирожки мы на костре пекли, даже тесто она сама поставила, достала из бабушкиного сундука энциклопедию по домоводству и замесила тесто. Да, дом был бабушкин. Она долго сидела на веранде, плакала, потом читала Бунина, потом Куприна - книги из дедовой библиотеки. Про пирожки я не досказал, начали жарить в саду, на костре, печка то ли не фурычила, то ли из-за жары; мужик, сосед ворошил сено, унюхал наши пирожки, как заорёт на всю ивановскую: «Жена, пироги ставь»!
«Я всенепременно буду покушаться на твою жизнь, если первое: эти намалеванные продавщицы в супермаркетах будут тебе улыбаться и говорить – заходите к нам ещё, заходите. Если прохожие тётки будут на тебя беззастенчиво пялиться и пробовать спросить, где же им найти пересечение заковыристых улиц. Если какая-нибудь подружка детства соблаговолит пригласить тебя на чай, и даже ты откажешься. Есть ещё 4 миллиарда причин по числу проживающих на земле женщин. Так что ты не спрашивай лишний раз, почему я с таким наслаждением читаю пособие по ядам или историю казней. Я очень серьёзно настроена. Ты должен перестать быть таким красивым и светиться издалека интеллектом, даже можешь попробовать выражаться матом и не носи мой любимый шарфик. Больше претензий нет».
Наладил на работе сливной бачок (в смысле, в туалете, в смысле, в мужском). Не царское дело, о чём начальство думает, не понимаю. Главный инженер с одобрением на меня посмотрел, думал видимо приглашать гастарбайтеров, а тут я, ну, рядом кабинет, воняет ведь во всю.
Почему она смеялась, я назвал Пушкина Гагариным литературы, а Гагарина Пушкиным космоса, очевидные вещи, что так смеяться… Так и живём, то смеёмся, то плачем. То богач, то бедняг… Бедняга, вернее. Говорит, я постарел и осунулся, держусь за сердце, видит, посылает к кардиологу. Схожу к кардиологу, и что я объяснять буду кардиологу, болит, два месяца не болело, тут её увидел, и болит. Как будем лечить? Кардиолог, конечно, улыбнётся по-дружески, и скажет: «Жениться надо». А как на ней жениться? Я денег у неё хотел занять, а она лопочет, за всё лето один договор, я что на её сберкнижку покушаться должен, и, вообще, по-моему, она уже замужем, только не говорит. Мучила меня насчёт союза «потому что», где там запятая ставиться, разобрались. В зависимости от акцента на результат или на причину. Привёл пример нетривиальный. «Она ему нравилась, потому что была красива». «Она ему нравилась потому, что была красива». Не накрасилась даже, не приоделась, мешковатые бриджи какие-то, что случилось, меня больше не хотят соблазнять, что меня соблазнять впрочем, пусть она мешковину наденет, лапти, но лопочет, пусть лопочет, дышит рядом, глаза её огромные ничем не замажешь и не спрячешь никуда. Как говорил, Воннегут, такие дела. Ах, да ещё Эрнест Хемингуэй: «Не при каких обстоятельствах. Вы меня поняли? Не при каких обстоятельствах».
«Чемоданное настроение. Всё взяла. Сверх меры всё и даже больше. Взяла кое-как три тряпки, чтоб не корячиться тащить. Нет, много. Какая разница. Чего-то взяла. Какая к чёрту разница. Никому не скажу, что тебя увижу. Просто никому, никому, никому. Где Эзоп? Он что там чёкнулся. Договорились. Никому не скажу. Точно чёкнулся. Так ничего не знаю, Эзоп уволен. Такая подстава. Никому не скажу. Жесть. Что вот теперь делать? Может быть, вообще, всё разболтает, и кто ты, и как ты прекрасен, и всё разболтает. Твою мать. Чтобы я ещё раз связалась с Эзопом. Вот исправился. Я еду в Крым. Погреть кости и почитать стишата. Пособирать чебрец. Сказать бабушке, что я отмыла кухню и что всё у меня блестит, кроме чайника. «До поезда ещё минута, Ещё минута и прощай, в кармане дребезжит валюта, отдашь проводнику за чай»… Чемодан, сели, встали… Голуба, ещё три дня на нём сидеть. А настроение уже попёрло. Прёт горлом, через уши, анус тоже испытывает недомогание. Бяда. Прижали хвост. Придумали мильон дел и успокоились. Поезд без меня не уедет. И я без него оказывается тоже. Такая чёткая по туманности мысль»!
А соски её - бусинки. И волна желания накатывает откуда-то снизу, с пяток что ли. Моется в ванной, нежится, зачем я зашёл, зашёл, как дурак, и стою, пялюсь. Она не испугалась, прикрыла вехоточкой потаённые места и улыбается. «Маяться я долго буду»?!!– как заору на всю ванную, аж бритва с полочки квакнулась… «Я завожу будильник, а ты собираешь вещи, время пошло, слышишь тикает, и изводить меня не надо, изведён до беспредельности, ты понимаешь, что я простатит могу заработать»! Высказался и сел, думал кинется ко мне на шею, облобызает, а она и правда начала тихонько вещички подсобировать. Тихонько, как мышь… Собрала и за дверь выскользнула. Повисла дверь полуоткрыта на петлях, висит, качается, скрипит, от сквозняка аукается… И куда я теперь со своим хоботком любви, в стриптиз-бар, в публичный дом, в журнал «Плейбой» по самые корочки? А когда-то цветочком называла мой агрегат любви, целовала даже, даже картину написала, где цвёл я от етого места.
Я опять её провожаю и встречаю, сумочку Вам поднести, госпожа хорошая, так я поднесу. Летит опять куда-то, то ли на север, то ли на юг, кто её там ждёт, кто-то приговаривает: «Голубушка моя». А, может быть, это я говорю. И подозрениями только разоряю себя, а это лишь эхо моих слов, и золотой дождь её улыбок - только мой, только мой, только мой…Золото Петергофских фонтанов, этих солнечных ярких брызг, этот вечный день радости, это она счастливая, и мы – царская семья на водах, и мы чинно давимся минералкой, и вся эта Ривьера, и томительный Вивальди, и бесконечный полёт воды, и тёплое облако в грудной клетке, не улетай, не улетай…
|
