Серб и молод
Яхта, комфортабельная и огромная, как стадион, мерно покачивалась на волнах Средиземного моря. Ближайший порт находился в десяти милях. Ничто не мешало предстоящему празднику. Милович собрал всех, чтобы объявить о своей помолвке. Сокровище скрывалось в отдельной каюте. Женщины шипели, мужчины начищали ботинки и завязывали галстуки сегодня особенно, каждый своим фирменным узлом. Милович готовил речь, сначала он хотел долго говорить о том, как создал свою империю, когда и зачем, потом раздумал, потом решил признаться, что три дня назад его компания была на грани разорения и должна была признать себя банкротом, эта девушка спустилась с небес, как ангел, она даже не успела устроиться официально, она просто полюбила его сковородки и его самого, за три дня компания Zepter сделала трёхгодичный оборот. Милович решил жениться и не откладывать это. Пили бархатное Пино Нуар. Сегодня он выбрал это мягкое вино. Он словно падал во что-то ласковое, похожее на вату, проваливался туда, в эту жизнь и ничего не боялся.
Я прикоснулся губами к ложбинке в районе декольте, грудь её трепетала, она позволила снять одну бретельку, я пил настоящее вино «Молоко любимой женщины» и пьянел, каюта кружилась, море в иллюминаторе становилось то пронзительно синим, то изумрудным, то багровым. Мы упали на постель, и была схватка, я знал, она не отдастся так сразу и добровольно, но я был ласков, слишком ласков, чтобы она сопротивлялась, я даже чмокнул её в щёку, оторвался от неё и отошёл покурить, если бы она знала, чего это мне стоило. А мне стоило прикинуть, если это не случится сегодня, сколько мне придётся потратить на неё, инсайт должен быть закончен, иначе я буду гоняться за ней по всему миру до скончания века. Она неожиданно оделась, в это я поверить не мог, таких женщин я не встречал. Она вызвала морское такси из Барселоны, и сказала, что ей срочно нужно уехать в город, я хотел сопровождать её, но она отказалась.
Я нашёл её в самом дорогом отеле Барселоны, двадцатишестиэтажное здание архитектора Рикардо Бофил в виде паруса. Отель находился на побережье, море врывалось в него через все окна, море воды и света. Она столько смеялась, что я тоже не мог сдерживать улыбку. Её шутку я не понял. Серп и молот. Я подумал правильно, да, я по национальности серб, и ещё достаточно молод, какие-то шестьдесят с небольшим. Оказывается, она имела в виду герб своей страны, мы говорили о труде. Она сказала, что вся работа ею уже сделана, что она прочла все великие книги мира, и остаётся только не нарушать мировой порядок. Я знал, что она работает на ФСБ, но я не боялся, я подозревал, что жучок в каждом кресле, но говорил свободно. Больше я не прикасался к ней, началась фобия, я пробовал бороться, но ничего не мог сделать. Я позволил лишь взять её за руку, и мы побрели по каталонским улицам в сказку Гауди, я целовал не её, а эти пряничные дома, эти оскалы модерновых окон, эти готические башенки, а ей губ, её губ я коснуться не мог.
Она писала диссертацию «Критика работы Канта «Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в смысле науки». Я был не доволен по-мужски и по-мужски восхищён. Критика Канта – это критика «чистого разума», критика женщиной Канта – это критика чистым разумом (здесь чистым в другом смысле) разума высшего. Но перед ней я преклонялся. Она не была женщиной в общем понимании слова, она знала вещи, знала магию вещей, знала отношения, знала смыслы, постигала их так, как не каждый мужчина, как никто другой.
Она шептала «милый», «Милович милый», она гладила его нос, губы, лицо, она любовалась им. «Серб и молод, Серб и молод, серб и молод – это всё что я хотела, это всё, о чём я могла мечтать».Он лобзал её грудь, его нефритовый столб взлетал, она металась по кровати, он, то вонзался в неё, то входил мягко и трепетно, до самого дна наполняя её блаженством.
Я не знал что мне делать, я был счастлив, я только понимал, что это счастье продлится всю жизнь, оно будет бесконечно долгим, и не сможет надоесть.
|
