Зачем изучать патологию? Зачем изучать это мужское «стоИт», «не стоИт»? СтОит или не стОит? Самое интересное, что у непорядочности тоже есть кодекс и тысяча причин, тысяча оправданий. Такая строгая честная непорядочность. А есть еще крутая фраза: «Я ее разлюбил». Я полюбил другую, через пять минут у другой случились недомогания, неприятности, пришлось помыть посуду, и я опять разлюбил. И стал искать другую, без проблем, без грязной посуды, без занудства. И ходит это сексуально распущенное существо и нудит, и все ему не так. Наверное, тут один рецепт – групповуха, а в конце групповухи, этакой ватиканской, квартира вся в крови, вине и трупах. Таков мой ненаписанный роман «Кодекс бесчестия». Я уже, как Станислав Лем, ленюсь, пишу лишь предисловия к романам и критику к ним. Да, трупы, трупы, трупы, в конце трупы, потому что герой не выдерживает себя, не может себя простить и понять, ищет виновных, убивает их и себя. Да, и в конце концов, была бы честь, бесчестие найдется. Может быть у человека это отсутствует, как орган, как понятие, тогда о чём речь. «Я – больной человек». Еще он всё время твердит «Я больной человек». А я не доктор.
А впрочем, не люблю разговоры о простатите и фригидности, как о диагнозах, диагноз всегда другой – импотенция семьи, потеря чувства идёт, а не чувствительности. Поэтому не верьте мужчине, который говорит, что заболел, разводитесь сразу, а не лепите ему горчичники, просто сегодня было много секса в другом месте и он приутомился, нет, бывает еще работа до седьмого пота и грипп, но это редкие исключения.
Ты думал, не надо отвечать за свои мысли, можно вечно лгать в глаза, а думать о своём, тут же на диване лежать и чирикать смс в пространство другому человеку, как ты называл это вселенскому разуму, идеальной женщине, а я рядом сходила с ума, неидеальная простушка. Потом ты стал более жесток, в уме ты уже лепетал, что я не желанна, что ты спишь с другой, а вслух по-прежнему боялся признаться. Чего боялся? Что я вскрою себе венки? Да, вскрою, да вскрыла бы, но не теперь. Теперь головная боль и она мучит и мучит.
Упреки, угрозы, смотрю прозу, ничего светлого не написала, упреки угрозы.
Не обижайся,
Ты меня разлюбил,
Не обижайся, садись в одинокий трамвай,
Там меня нет,
Возвращайся обратно в тот день,
Когда тебе всё показалось,
Покатилось солнце,
Да не на тот круг.
Возвращайся, себя не обманешь,
Иди, меня уже нет,
Некого обнять и оттолкнуть тоже некого.
Хорошо, я больше не буду говорить правду.
Только не дари дежурные поцелуи на ночь.
Экая героиня, всё знает наперед, все все знает, и про себя и про него, и поцелуи то у нее дежурные, она их нюхает, экспертизу проводит. Смешно. Героиня нюхает поцелуи, отправляет их на экспертизу.
Пропали колготки, почти последние, это ты не хотел, чтобы я шла на международную конференцию, сломался фотоаппарат, это ты не хотел, чтобы я этих представительных дядек сфотографировала. Столько неприятностей, а я счастлива, ты ревнуешь. А я по-прежнему ревную безумно, я не отдам тебя никому, кроме смерти. Так сурово да, я не позволю, чтобы кто-то другой подарил тебе вечную жизнь. Я не отдам тебя никому, кроме смерти. И от тебя не приму других слов. Я не отдам тебя никому, кроме смерти.
Сколько лет прошло… А я до сих пор не могу с тобой расстаться. Нет, это скушно. С глаз долой, из сердца – вон. Это веселей. Но про мужчин я поняла всё, что только можно понять, они стали неинтересны вообще, баб ненавижу как класс и давно, Богов не встречала. Хрустальная жаба времени стала ещё прозрачней.
Моё подсознательное стремление к смерти выражается через тотальное недоверие к тебе, в которое я иногда впадаю. Всё мне хочется быть растоптанной, убитой, распятой. Даже если это так, и ты хочешь лишь того, чтобы я исчезла, униженная и оскорблённая, сколько раз говорила себе не обижайся, топчут тебя, убивают, не обижайся. Будь выше и сильнее этого. Демоны умны, но беспощадны, надсажают мою несчастную голову версиями твоей рефлексии, или это твоя субличность, которою ты недоволен и гонишь, как одержателя своёго, так досаждает мне. Молитва и смирение. Где ж смирить свою гордыню? Я ж пуп земли. Вот дьявол и искушает, и иссушает мою душу, бьёт под рёбра.
Не знала, что с ума можно сойти во сне. Меня вызывает с репетиции милиционер. Какая-то драка. Я спрашиваю, кто, что. Слышу твоё имя и ещё слово «Всё». Запах крови в воздухе, заполняющий пространство. Я хочу бежать к тебе. Нет! Нет! Схлопывается окружающий мир пеленой белых халатов, я кричу, вязнут ноги. Просыпаюсь, обнимаю тебя и плачу. Долго будешь жить. Долго и счастливо без моих упрёков и подозрений, окутанный моей лаской и нежностью.
Сколько ждать тебя, пока ты опомнишься. И нужно ли? Я жду тебя год, не отхожу от монитора, пока ты развлекаешься. Ты обесточил меня энергетически окончательно. Ещё требуешь, чтобы я искала доказательства твоих измен. Это перебор. Я не Кончитта, ждать 30 лет. «Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду». Тем более, что до последнего вздоха Кончитта была любима. Вы утверждаете, что давно живёте после смерти, и там другие правила игры. Правила игры те же. Любовь и верность. Вы своими изменами спасали своё тело ради меня, потом вошли во вкус, и цель как-то размылась и исчезла. Собственная задница превратилась в самоцель. Я не хочу служить этому предмету.
Тут очередная твоя воздыхательница строчит мне, что ты ей ответил на признания: «У меня более серьёзный контракт, я продал душу в другом месте». Хоть и грустная это интерпретация, пусть так, буду твоим Мефистофелем, Фауст.
