Гамак в паутине
Он качал её, как малое дитя. Первое слово, которое было им сказано по скайпу прозвучало колыбельной музыкой: «Маленький…» И её голос мгновенно стал детским и беззащитным.
Он причитал и причитал: «Сладкоё моё!» «Что сладкоё?», - поднимала она бровки. «Ты – сладкое моё существо». Она внутренне возмущалась, во-первых, почему существо, во-вторых, сладкое, просто натурально сексуальный объект в чистом виде без примесей гуманитарного серого. И смеялась: «Я - вещество. И горькое.»
Она только теперь поняла, почему он называл её сладкой и исцеловывал всю её плоть без остатка. Мастурбация была яростной и отчаянной. Она уже не помнила, как влага влагалища попала ей на язык. Только теперь она поняла его. С этим вкусом на губах она тоже была согласна умереть.
Хотелось напиться, до рвоты. Как когда-то Улицкая выблевала весь еврейский вопрос, ей хотелось исторгнуть из себя всю неудовлетворённость жизнью, выблевать эту ноющую сексуальность одиночества и разлуки, просто снова броситься через время и расстоянье в ту их забронированную Богами постель.
Ей не хотелось появляться на людях. Женщины просто её раздражали тем, что они есть и каким-то невозможным образом они могут узнать о его существовании. Мужчины на подсознательном уровне чувствовали её наэлектризованность и бросались на неё взглядами, знакомые сразу начинали беззастенчиво приставать.
Он опять занял денег или что-то продал, она опять была хмурой и скучала по мужу.
Она долго не могла вспомнить, как они встретились, там в инете. «Ты первая пришла». «Да, я – первая. Я всё время набирала слово «стихи» и френдила всех, кто был созвучен настроению. Не помню. Не помню, как я тебя нашла. Я только помню картинку твою, мужеское обнажённое тело классически распятое в квадрате, не знаю, как называется это изображение. И название журнала латинское. Я сразу нажала кнопицу «добавить в друзья» и копм отключился, у меня сердце оборвалось, не потому ,что машина полетела в дальний космос, а от того, что не запомнила твой адрес… Вспомнила. Я набирала: «Фауст». Осилила в кои-то веки Гёте и набирала слово: «Фауст».
Кто жив стремленьями, тот должен быть спасён,
Как Фауст ангелами, с уст слетали птицы,
Быть может, тоже буду в рай снесён,
Хоть кровь горячая на подписи сочится.
Я потом много позже тебе прочитала. А пришёл ты сам, сама галантность со словами: «Не исчезайте»».
Комментарии приходили от него раз в сутки. Она уже ждала, сегодня он снова придёт на её страничку. Ей стало страшно и она скомандовала себе: «Алё, гараж! Стоп, машина». И разразилась письмом: «Простите, что я проигнорировала вопросы. Но Вы же не психотерапевт, я надеюсь. Здесь чёрт ногу сломит. Сложные люди любят сложных людей. Стишок. А вернее, никто никого не любит. Не пишите мне больше, а то я привыкну». Написала, отправила и заревела, заревела яростно, как в детстве, как давно не плакала. Она уже привыкла к нему. Пришло сообщение на английском, ее познания немецкого позволили разобрать слово «френд». Пока она опять рыдала, решив, что он удалил её из друзей, мозги лихорадочно работали – надо фразу перевести или найти аналогию. Размазывая сопли, принцесса листала другие сообщения, вдруг обнаружив, что он наоборот взял её в друзья. Слёзки спрятались, и она читала его новое письмо: «У вас тут на редкость тонкая атмосфера. Это необыкновенно притягивает». «Я больше не буду ничего бояться. Пишите всегда». «Рад, что Вы не спрятались в свою полупрозрачную форфоровую раковину. Время тут у Вас течёт неслышно, как редкие капли из далёкого кухонного крана. Наверное, из-за этого начинаешь яснее видеть собственное призрачное отражение, колеблющееся в зеркале застывшей тишины».
Имя, так ли важно было ей знать его имя, скорее из вежливости она спросила и, кажется, возраст. Он ответил:
«Я древнее волны,
захлестнувшей леса Атлантиды
и древнее ветра,
что заносит горячим песком немые развалины Трои,
но когда я слышу Ваш шёпот,
я становлюсь прытким Богом Гермесом,
вечно юным, как ещё не родившийся Мир».
Он категорически отрицал, что пишет стихи: «Я просто говорю с Вами на вашем языке».
Имя, она всё-таки хотела называть его по имени. Он был хладнокровен: «Зная имя демона, можно им повелевать».
«Обязуюсь повелевать. Хотя, если не хотите говорить, лучше не надо. Меня зовите простенько - Исида».
«Я прекрасно знаю, что Вы - та самая «богиня под покрывалом», ибо я – Осирис, ваш божественный брат и супруг».
А потом был роман, его роман, автобиографический, вернее главы из него, он прислал их ей на почту. Она кинулась читать как оглашенная, она хотела знать про него всё или хоть что-то и узнала всё. Вернее ничего. Ничего общего с его биографией роман не имел. Но Он так необыкновенно открылся ей. Начало романа, эти 14 страничек ошеломили, потрясли, перевернули её. Он стал ей так близок, как никогда не приближался за это время знакомства.
«Я, впрочем, как и все мои предки по тетушкиной линии, ревностный католик. Я каждое утро семь раз читаю мантру «ом мани падме хум» и регулярно, каждую пятницу посещаю районную синагогу.»
А этот отрывок стал роковым:
«…с самого детства, сколько себя помню, я был всегда сексуально озабочен. Помню, когда я играл во дворе детского садика, вдруг случилось неожиданное солнечное затмение. Так вот, когда стало совсем темно, я подкрался сзади к воспитательнице (как-там-ее-звали? — не помню...) и — не подумайте только ничего дурного — выкрал из ее кармана ключ от кладовой, где купно с апельсинами и изюмом хранился мой любимый яблочный джем...»
Она не могла понять, что с ней произошло, и определила это так: «Я тоже стала сексуально озабоченной». Именно эту фразу она и отослала ему на почту.
«Это очень заводит. И как Вы решаете эту проблему?»
«Я спала с Вами» - , она окончательно запутала его.
«Я, кажется, уже беременна от Вас и явно Гильгамышем. Мне весело и смешно» Она правда смеялась, радостно и открыто, всем сердцем, она одно время очень хотела сынишку, но сорвалась очень и даже теоретически уже не мыслила, а тут вдруг такая радостная шутка пришла ей в голову – метафизическая беременность, лёгкая и волшебная.
Письмо вернулось с добавлением « т.к.». Так как «Я, кажется, уже беременна» – дальше по тексту. Так же как только что смеялась, она зарыдала. Её не поняли, не приняли её радостного смеха, её облегчения, её счастья. Когда силы её иссякли от плача пришёл ответ: «Простите, отправил пустое письмо. Я не вижу ничего смешного. Я иногда оказываюсь серьёзней, чем многим кажется, а иногда – ровно наоборот. И я вообще-то не любитель онлайновских безответственностей. И несмотря, что я – интроверт, блуждающий по призрачным мирам, мне не хватает живых людей и живой телесности».
Ночь пролетела. Гамак медленно раскачивался от письма до письма, как томно вздыхало наступающее лето.
« С добрым утром»!
«Я в другом часовом поясе, прелесть моя».
«А у нас мало того белые ночи, так ещё и рассвело, а я хочу ночь и…. И ,вообще, бойтесь меня. Ни один нормальный человек не выдержит.
Только не говорите, что Вы - ненормальный».
«Кто вам сказал что я - человек?
Я - суперкомпьютер фирмы IBM, специально запрограммированный на то,
чтобы вести активную переписку сразу с 10000 человек в интернете
в рамках сверхсекретного проекта "SALAD OF BRAIN",
меня зовут АВЕССАЛОМ-ZX-450.»
Крыша отъезжала стремительно. Он пошутил. Он же пошутил? Вдруг стало холодно. Чёрт их знает эти сверхсекретные программы, может они всё могут. Пять минут назад было человеческое тепло, и вдруг холод железяки, невозможный металлический скрежестчатый холод. Т. е. два месяца она общалась с ящиком и обнимал всю эту ночь, и говорил ласковые слова – ящик с кнопочками, нажимал беззастенчиво на её кнопочки и смеялся. Ящики смеются? Фрейд, конечно, ещё не знал такого сумасшедствия. Это новое сумасшедствие ХХI века. Пять минут после такой информации – и человека можно отвозить в места небезизвестные. Она написала:
«Я – зелёная лягуха с другой планеты с членораздельным человеческим мозгом.. Целоваться будем»?
«И тогда неожиданно уникальная чудесная лягушка превратится в банальную царевну?
Предпочитаю редкую экзотику».
Она растерялась окончательно, отключила машину и спряталась под одеяло.
Сон не снился. В ящике лежало письмо: «Т. е. вы исчезли, и как это понимать. На этом всё? Чёрт возьми, алмазная Донна! Как я буду спать? Хорошо отключу свой рубильник, тоже нуждается в профилактике. Приятных сновидений!»
«Вы меня напугали до полусмерти. Чем я могу помочь? Приезжайте. Но с утра сделайте фото, потому как ящик с железками вызывает явный испуг».
Через пять часов она не выдержала: « Умоляю, отпишите во сне левой пяткой, не смею Вас будить».
«О, Боги! Вы не спали совсем. Я сейчас явлюсь».
«Напишите, чем Вы занимаетесь. Какой у Вас распорядок дня. Так, для ориентации. Когда Вы спите?»
«Чем я занимаюсь? Последние три дня я жду от Вас писем. И совершенно не сплю, что очень опасно для меня».
«Я тоже, как мальчишка, проверяю почту поминутно. Что это могло бы быть? Пожалуйста, налаживайте сон. Ваши прекрасные стихи применительно к Вашему трупу меня не спасут». «Сделал фото, как Вы просили. Щёлкнул сам телефоном в зеркало, но всё размыто, это будто бы и не я. Теперь Вы имеете надо мной полную власть».
« Мне понравилась фотография, ангелы и демоны выглядят именно так. Тоже щёлкала весь день телефоном, но это всё ужасно, всё высылаю, жду приговора».
«Нет, это не Вы, если это Вы, я умер сразу, я не вынесу разлуки ни дня».
«Когда Вы регистрировались в чате, пол у Вас оказался женский. Что это? Новое испытание мне. Я Вам тоже забыла сказать, что я – мужчина, у меня три семьи, четыре паспорта и ещё одна баба мне не нужна».
«Драгоценная! Ящиком этим не пользуюсь, на кнопки не смотрел. А, вообще-то, я –негритянка 80 лет, к тому же у меня 16 внуков».
«Мне уже это не так важно, честно. Потому, как обожаю Вас безмерно».
Жизнь, как таковая, со здоровым трудоголизмом, зачитыванием до дыр книг, купанием и загоранием на даче, девичьими сплетнями с подружками, кончилась. Осталось ожидание писем, шептания «спокойной ночи», усиленное питание – « ты очень хрупкая и тоненькая, ты должна больше есть». Сумка, в которую она каждый день что-то складывала, то духи, то жидкость для снятия лака. Он тоже перестал ездить на море, задыхался в квартире, искал денег. «Нам не возможно не встретиться», - твердили они, как два маньяка, и пили друг друга, как гремучую смесь.
При встрече он оказался маленьким, толстым и лысым. Она спокойно вернулась к маленькому, толстому мужу и по вечерам нежно гладила его лысину. Сама она, правда, была несколько горбата, но это уже не имеет никакого значения.
Настоящая разлука началась после встречи, она накрыла её, как волна когда-то на море, сбила с ног, и чтобы выплыть надо было совершить титанические усилия. Он снова уговаривал её поесть и поспать, выгонял на улицу, высылал книги, музыку, фильмы. Однажды, когда он спал, она бродила по сети и зашла на сайт, где стоял мат и стёб по поводу современной поэзии. Лихая деушка сразу написала: «Меня тоже от Вас тошнит». На неё набросились, оскорбления достигали непозволительного: «А Вы женщина, помолчите» «Сам ты женщина». Она немножко поостыла, прислала свои извинения, и человек вдруг открылся ей. Никаких признаний там не было, а достаточно серьёзные суждения о литературе. Тут невозможно описать испытанный ею испуг. Это было слишком похоже, слишком близко, слишком пронзительно знакомо. Последнее время они говорили с ним о желудке, геморрое, погоде, её самочувствии, ей реально стало чего-то не
не хватать. «Зачем ты туда ходила»? «Я искала тебя».
«Одиночество в сети» в своё время она проглотила за две ночи. И когда сама попала в явь этого сценария, поняла, что ничего подобного никогда ни с кем не было. Когда инет отключался, она парила над пропастью. Парила обречённо, вернее, ей казалось, что она камень без крыльев, просто бездна безмерна, и она падает с неимоверной скоростью, но это было парение её тела и души, хранимых для любви. Он не позволил себя провожать: «Пойми, я не вынесу, если увижу твою одинокую фигурку, оставшуюся на перроне». Однажды он провожал её сам. Сонные пассажиры и бдительные проводницы, кто с негодованием, кто с завистью, наблюдали эту неугасающую феерию, они, то неистово целовались в уголке, то выбегали курить на мороз, то смотрели в глаза друг друга, то щебетали, то шептались. В конце концов обнялись и стояли на перроне до последней минутки, пока их чуть не силком разделила проводница, разобравшись кто едет, кто остаётся. Времена года делились на время встречи и на время разлуки. Один раз море блестело так пронзительно, глаза намокли, она подумала, почему нас так жалко сегодня, вдруг это последний раз, и мы вместе, и море для нас.
Он качал её даже, когда умер; для страховки передал свои пароли другу. Тот спасал её, как мог. Но она всё равно не выдержала разлуки.
Каждый день она ждала, что он её бросит. Шутки про съеденную штукатурку кончились. Сама пребывая в достаточно возбуждённом состоянии, она понимала, что мужчине переживать это значительно труднее. Не сегодня, так завтра. Она ждала разрыва с содроганием. Она боялась упасть, боялась разбиться, удариться, хотя гамак обычно подвешивается не очень высоко от земли. Она предпочла снять его сама, отвязав концы суровой верёвки. «Я очень устала, и я всё знаю, убирайся к своим близлежайщим любовницам. Хранить мне верность в такой ситуации не возможно. Не смей мне писать, телефон я сменю». Написала и сразу отправила. Ни минуты не раздумывая, как делала это всегда. Он ответил: «Я очень тебе благодарен. Только ты должна помнить: это твоё решение, а не моё».
Теперь она знала, обливание холодной водой помогает. «Хорошо, я разгоню всех, я ведьма со сковородкой. Хорошо, я закатаю их всех под асфальт. Пусть только приблизятся к тебе, только взглянут на тебя, только подумают о том, как ты прекрасен». Он и не собирался никуда уходить. Просто понимал, что любые оправдания – масло в огонь. Жизнь опять потекла неторопливо, то по очереди спали, то наливали кофе, то готовили еду, она изучала маркетинг, он подтрунивал над её теоретическими выкладками, говорил - всё попроще в жизни, ты знаешь. Её гамак качался от его слов, добрых и смешных, шуток, смайликов и намеренного нарушения орфографии, отчего слова становились теплее, а он ближе.
|
